|
О милых спутниках, которые наш свет
Своим присутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: “их нет”,
Но с благодарностию: “были”
В.А. Жуковский
И вновь мы за столом печали…
Минуло сорок дней,
Как скорбным дням отсчёт начали,
Как мы простились с ней.
Нам всем отныне эта дата —
Невосполнимая утрата.
***
Их было семеро, детишек
У славной гусевской четы,
Девчушек чудных и парнишек.
Почти у городской черты —
В Черкизове стоял их дом,
Достаток был и счастье в нём.
Вела чета хозяйство справно,
На радость людям жили славно;
Не чужды моде и культуре…
То Русь была в миниатюре.
Там младшенькой была Ленушка,
Дитя прелестное, резвушка,
Семьи любимица, чей свет
Она впитала с малых лет.
Простая русская семья,
Каких теперь, к несчастью, нет.
Теперь иные времена;
Теперь Добро, Любовь не в моде;
Правители в своём народе
Растят лишь злобы семена.
Нет, не утрирую здесь я:
Газет страницы и экраны
Святым понятием “семья”
Зовут преступнейшие кланы!
Ах, как бы вновь туда вернуться —
К источнику добра, любви,
Но вихри по стране мятутся,
Давя, ломая все преграды,
Круша извечные уклады,
Сметая всё, что на пути.
Ах, сколько судеб изломалось!
И сколько ввысь вознесено…
Но лишь немногим удавалось
Сберечь домашнее тепло —
Любви и доброты приют,
Уклад семейный и уют.
Но вот, погода потеплела,
Ленушка наша повзрослела,
Судьба, по-счастию, к тому же
Дала надёжного ей мужа.
Теперь она хозяйкой стала.
Любовь, что с молоком впитала,
Она дарила всей родне.
И многим, в том числе и мне,
Тепло её гостеприимства
нередко душу согревало.
Ей чин высокий генерала
Своей семьи муж преподнёс,
Хотя и в шутку, но всерьёз.
Животворящая душа —
Она радушна и приветна
Была, добра и хороша,
И всех любила беззаветно,
И братьев и сестёр своих,
И молодое племя их.
Когда в Полушкино, бывало,
Родни большой случался сбор,
То тётя Лена хлопотала,
Как будто то был царский двор.
И был ей лучшею наградой
Застольный шумный разговор.
А коли на ночь оставались,
Чтоб по-грибы пораньше встать,
То тётя Леночка старалась,
Чтоб всем удобно было спать;
Кому диван, кому кушетку,
И раскладушку, и кровать…
Живые, милые картины…
Теперь их воскрешаешь с болью,
Но всё ж, как память о любимых,
У поминального застолья
Мы взор свой обращаем к ним
И с опозданьем говорим
Слова, омытые слезами,
Те, что живым им не сказали.
Так я скорблю, что в буднях быта
Бывала лира мной забыта,
Что лишь теперь, на этой тризне
Звучит она, а не при жизни.
Леонид Котов, 22.10.99
|