- Баллада об углекопах и рельсах
- Необычайное происшествие с Маяковским на Триумфальной площади
- Разговор со смертью
- Второе пришествие бабьего лета
- Последний полёт
- Песня о лицах
- К жене
- Двойняшки
- Джоконда
- Кошмарный сон
- Мама, папа и кошка
- Обезьяний стих
- Сова
- Утрата
- Приключение в доме отдыха
- Биллиардные страсти
- Кулон
- На пороге осени
- Под саваном зимы
- Дождик и девичьи лица
- Кому теперь на Руси жить хорошо
- Сокол и голубка
- Уймись душа!
- Виртуальная дочка
|
Рассказ журналиста,
которого случай занёс в сибирский леспромхоз,
об одном вечере среди лесорубов.
День окончен, спать пора,
Вечер душный, вкруг костра
Лесорубы разлеглись,
Байки слушать собрались.
Есть средь них тут балагур, —
Краснощёк и белокур,
На язык большой мастак,
Хоть во всем другом — простак.
Для него смолоть вам речь, —
Как блины хозяйке спечь.
По отцу малой — Тетёркин,
Мамка Васькой назвала,
А в бригаде — Васька Тёркин, —
Толь насмешка, толь хвала…
До Василия, конечно,
он пока что не дорос,
Молод очень, может статься —
дорастёт, коль не склероз.
Ждёт ватага,
чем-то нынче Васька их порассмешит?
Васька в чай сухарь макает
и “на сцену” не спешит…
Тут в тиши нетерпеливый голос:
“Васька, зачинай!”
И ещё ему в поддержку:
“Не тяни, потешь, валяй!”
Ваське этот клич и нужен.
Закруглив свой скромный ужин,
Привалясь спиной к сосне,
Обратясь лицом к луне,
Поудобнее присев,
Начинает нараспев
(плавно речь его идёт,
словно нить из слов прядёт…).
Васькина песнь о многообразии лиц
или
“Песня о лицах”
(рассказ Васьки многократно прерывается репликами лесорубов)
Нет предела, нет конца
Многоликости лица!
Лики римских Магдолин,
Лики старцев из былин;
Лики — зеркала души,
Лица… — свет скорей туши!
На лице — всё, что внутри,
Вмиг покажет, лишь смотри:
Этот — узнаёшь в момент —
Городской интеллигент.
А у этих фэйсы грубы, —
Знать из наших — лесорубы…
Личика кокеток сладки, —
Всё одно, что шоколадки,
Коль на сладкое запал, —
Тут каюк тебе, — пропал…
У духовных в лицах благость,
У бандитов — злоба, наглость.
У служак на лицах честь,
Карьерист — сплошная лесть.
Всё ж, бывают исключенья,
Повод нам для огорченья…
Вот — политик… тут, брат, врёшь, —
Ничего не разберёшь…
Лжёт, а на лице улыбка,
Ясен взор…
вот так же рыбка
Попадает на крючок, —
Был обманным червячок…
Милы лица, безобразны…
А ещё по цвету разны:
Наши лица, знамо, — белы;
А взгляните за пределы, —
Вот те крест, не вру, ребята,
Так палитра лиц богата!
Чёрны лица, — те губасты,
Жёлты лица, — те скуласты,
Красны лица тоже есть,
А меж них не перечесть
Всяких, в разных долях, смесь —
Тёмны лица и зелёны…
“Видно перебрал палёной!”, —
голос Ваське пособил, —
“Извини, брат, перебил”.
Лица — маски Гиппократа,
Ох, фактура лиц богата!
Блин-лицо и лик Луна,
Когда круглая она.
Лица каменны и живы,
Лица светлы и игривы…
Есть овальное лицо,
Груша есть, и есть — яйцо.
Треугольник есть, квадрат…
“Ты давай к деталям, брат!”
Это можно, не вопрос!
В центре разместился нос!
Нос-картошка, нос-крючок,
Шило-нос, нос-пятачок,
Нос курносый, нос горбатый,
Нос костлявый, конопатый,
Скромный нос, нос забияка,
Гоголевский Нос-гуляка,
Длинный нос де Бержерака…
Дуэлянт был, забияка,
Да к тому же и поэт.
Жаль, со мною книжки нет,
Страсть люблю я эту пьесу
Про отважного повесу
(Кто над носом потешался,
С теми до смерти он дрался).
У кого б ещё вопрос —
Был такой вот длинный нос?
Буратино! — скажут детки,
Любопытный нос соседки,
Нос пьянчужки — сизо-красный,
Шпика нос, — страсть, как опасный.
Нос гигант и нос малышка,
Нос-морковь, нос-кочерыжка,
Уткой нос и нос бульдога…
Ох, носов, ребята, много!
Римский нос — он зависть дам…
А пожалуй-ка, издам
О носах книжонку я,
И фамилия моя…
“Ты, с пути, Василий сбился,
В мыслях где-то заблудился”
Заблудился, — буркнул Вася,
Жалко, мысль оборвалася…
О носах хотите, ладно…
“Говоришь, Васёк, ты складно!”
Носик вздёрнутый — премилый,
Хищный нос, как ястребиный,
Нос мясистый, — добродушный,
Нос с горбинкой — значит южный,
Нос орлиный,
нос прямой, —
Самый лучший, вот как мой.
Плоский нос — нос африканца,
Всех удобней он для танца.
А, к примеру, нос у грека…
“Эк, прорвало человека!
Ладно, хватит про носы,
Что ты скажешь про усы?”
Про усы? Тут не до смеха!
Вот иным усы — помеха, —
Коли ус щетинист, — груб
Для девичьих нежных губ.
Для других усы — краса,
Как для девицы — коса.
Носом дышим, ртом — едим,
Ну, глазами мы глядим…
“А усы — пошто и для..?“
Вот об этом — опосля;
Прежде ж — главная причина:
Коль с усами — ты мужчина;
Знают, кто умом не слаб:
Не растут усы у баб!
“Ну тут, Васька, ты не прав!
У усатых бабов ндрав…”
“Эй, помолчь, болтлив ты слишком,
Не смущай, я грю, мальчишку,
Подрастёт, — узнает сам,
Кто без ус, и кто с усам…”
Тут насупился наш Васька,
Да неужто ж — осерчал?
Было раз такое ж дело, —
Месяц целый он молчал…
Ну пошто ты встрял тут, Гришка?
Вишь — с характером парнишка.
Не серчай, Васёк, прости.
Байку продолжай плести.
Васька паузу сдержал,
Чай глотнул и продолжал:
Так… усы… пошто, зачем?
Тут, брат, много теорем…
Первое — капризы моды,
Модой управляют годы,
Нынче в моде пышный ус,
Завтра, глядь, другой искус, —
Все вдруг стали голы лица,
Модно, вишь ты, стало брица.
Только мода всюду разна,
Да, к тому же, от соблазна
Ей перечить, средь мальцов
Есть немало удальцов.
А второе — знак отличья;
У купцов одни обличья,
У церковных — свой закон
Зародился испокон;
Иль, опять же, — у солдат,
В старо время, помню, брат…
“Ну и врет же!”
“Помолчи!”
…Все солдаты — усачи,
У начальства ж лица босы…
“Но зато — цепляли косы!”
“Да заткни ж ты свой роток!
Просим, продолжай, браток!”
Так о чём я… С мысли сбил…
Вспомнил — я в казаках был,
В Запорожье.
Там усы
Уж никак не для красы,
Это важные приметы,
Всё одно, что эполеты;
Чем длиннее, тем важней,
А в бою — так и страшней.
Как закинешь их за плечи,
Гаркнешь, гикнешь, в гущу сечи
На лихом коне влетишь…
Будь ты чёрт — не устоишь.
Вот ещё, — усы Чапая, —
Личность знатная, лихая…
“Эк, браток, поёшь ты сладко!”
Нет, ребя, усы — загадка…
Нет излишков у Природы.
Вот усы Отца народов —
Видно в них таилась сила.
Власть в усах у Властелина?
Но у Гитлера — усишки,
Как у мелкого воришки.
А у Чаплина чу-уть шире,
Но каков фурор был в мире!
Вот у Ницше — ус дремучий,
А философ был могучий.
Повторю — усы загадка,
Только мало в них порядка
Стало нонче, каждый сам
Кажет власть своим усам;
Хочет — носит, хочет — бреет,
Ну а то и вовсе — клеит…
Беспорядку стало много,
Позабыли люди Бога…
Ну, робята, я кончаю,
Хватит лясы-то точить…
Кто-нибудь, налейте чаю,
Надо б горло промочить.
Больше баить не сумею…
Тут бы лучше галерею,
То есть выставку усов,
Разных бород да носов…
Экспонаты с номерами
На картинках показать,
Ниже — подписи с годами,
Как владельцев ихних звать…
Ус — Будённый, ус — Дали,
Ус — Боярский …
Короли —
Тоже моду задавали,
Помнят их теперь едва ли,
А в музее б — в самый раз
Снарядить их на показ.
Вот уж там, скажу я вам,
Множество б толпилось дам.
Но… пора и закругляться,
Засиделся… поразмяться
Надо малость перед сном,
Да к тому же болтуном
Быть я боле не намерен…
Век пока мой не измерен,
Чтоб продлилась жисть моя,
Распрощаться с вами я
Должен, вы уж не взыщите,
Мне замену подыщите
(коль сумеете найти);
Дальше наши врозь пути…
Скину лесоруба робу,
Да возьмусь-ка за учёбу…
Страсть до книжек с малолетства,
Но в сиротах был я с детства,
А теперь окрепли ноги…
Где мои пути-дороги?
2012
|
Журналисту, оказавшемуся волею случая в этой бригаде лесорубов, васино речеизлияние очень понравилось (кстати, он записал его на магнитофон). Он порекомендовал Васе поступить в литературный институт и пообещал опубликовать его "Песнь о лицах" (так пафосно он её назвал) в литературном журнале. Но в Ленинграде предпринятые им попытки к публикации натолкнулись на непреодолимую критическо-редакторскую стену.
"Лица — лица — лица, носы — носы, усы — усы; ну кому это интересно?" — так возражали в одном журнале.
"А что это за римские Магдалиы? Это что, — намёк на распутную Марию Магдалину? Нам эти библейские басни не нужны. Да и вовсе не римская она была." — так отвадили журналиста в другом журнале.
В третьем к аналогичным возражениям добавили ещё: "И с какой это стати ваш Васька препарирует Пушкина?"
Надо сказать, что Вася, получивший газетно-журнальное "образование", конечно же, понятия не имел ни о Магдолине, но о том, что "препарировал" Пушкина.
На вопрос журналиста: "что это за упомянутая им Магдалина?" — Вася не нашёл, что ответить и стал что-то говорить о картинах с ликами Мадонн. Вероятно, он попросту их перепутал. Пушкина Вася читал, он вообще читал всё, что попадало под руку в его глухом сибирском селе. Вероятно, пушкинские строки всплыли в его подсознании и он их произнёс так, как это было необходимо в данной ситуации, не осознавая, что "препарирует" гения поэзии. Впрочем, он тут не "первоткрыватель", Владимир Маяковский тоже вставил эти строки с малыми изменениями в своё стихотворение "Юбилейное".
Журналист попечалился, что не смог выполнить данное Васе обещание. Магнитофонная запись и блокнот с пометками об этом сибирском эпизоде надолго легли в архив. Случай свёл меня с журналистом. Разговор, как это часто со мной бывает, зашёл об интересных поэтических произведениях, рождённых в народной гуще. Журналист рассказал мне эту историю и позже переслал плёнку с записью и блокнот с пометками. Я присочинил к "Песне о лицах" вступление, обрисовывающее обстановку васиного речеизлияния, как я смог её представить по описанию журналиста. Стиль вступления я постарался подладить под стиль васиного рассказа. Название "Песнь о лицах", данное журналистом, я оставил в знак признательности к нему, хоть сам предпочёл бы назвать этот опус "Баллада о лицах". Впрочем, понятие "баллада" у нас теперь чрезвычайно размыто, так что не стану настаивать. Что из всего этого получилось, Вы, дорогой читатель, можете видеть здесь.
Судьба Васи Тетёркина
В Ленинград Вася действительно уехал, но учиться поступил в лесотехнологический институт. С приятелем сокурсником, ещё в студенчестве, они стали разрабатывать метод ускорения роста сибирского кедра. После окончания учёбы Василий Тетёркин поступил в НИИ Лесного хозяйства, где продолжил начатые во время учёбы опыты. Но случилась "перестройка", а по-существу — разгром страны. Полчища, неизвестно откуда взявшихся мародёров разорвали, растащили страну по частям. Наука стала не нужна. Василий вынужден был эмигрировать в Канаду, где успешно продолджил свои опыты и получил прекрасные результаты. Сибирский кедр стал ускоренно расти в канадских лесах. Василий женился на полуфранцуженке - полуиндианке. Женщина оказалась весьма практичной, но необходимость для детей знания русского языка не признала. Трое васиных детей едва говорят по-русски, благодаря папиным стараниям. Но, занятый длительными разъездами по лесам, отец не может уделять детям столько внимания, как хотел бы. Так родина-мать потеряла сына, одного из очень многих. И только ностальгия, звучащая в васиных письмах на родину, односельчанам, показывает, что сын не забыл свою несчастную мать. Кстати, при оформлении заграничного паспорта, фамилию Василия ошибочно записали, как Тёркин. Так Василий Тетёркин стал на чужбине Василием Тёркиным. Судьба пошутила с ним, сделав его двойным тёзкой с героическим бойцом-пехотинцем, весельчаком-балагуром, так гениально прославленным Александром Твардовским.
Дополнение от автора
В дополнение ко всему вышеизложенному следует отметить одну странность. Выделенные жирным шрифтом строки в васиной "песне" — "Нет начала, нет конца многоликости лица" в точности совпадают с такими же строками из стихотворения одного моего молодого знакомого. Однажды он прочитал мне несколько своих стихотворений. В одном их них и были эти стороки, чрезвычайно мне понравившиеся, в отличие от других, соседних с ними. Я через день - два прислал молодому человеку свою версию (набросок строк около 15 - 20) того, как мне видится продолжение этих его строк. Видимо моё продолжение оценено не было, так как ответа я не получил. И каково же было моё удивление, когда в васином речеизлиянии я увидел многие из написанных тогда мною строк. Бывают же, всё-таки, чудеса на свете!
|